Наше королевство было очень маленьким и, если подняться на самую высокую башню (которая, думаю, на самом деле была не так уж и высока, ведь мне было 5 лет), можно было увидеть его, очерченные красным, границы. Да, да, как на карте – красную линию границы. Мой папа словно опасался большой и злой магии и наша граница была охранным кругом – она была замкнута и наши пограничники следили, чтобы она не размыкалась. Когда выпадал снег, королевство очерчивали горячей красной краской, которую кипятили в огромных котлах. И это было сродни ритуалу, призванному защитить. Говорят, на одном блок-посту однажды не хватило краски – её кипятили столь усердно, что краски испарилось больше, чем обычно. Тогда один из стражей полоснул себе по запястью и прокрасил оставшиеся шесть метров собственной кровью. Шесть – это не счастливое число, думаю, именно поэтому он и умер.
Наше королевство было крайне северным государством. Наше лето было коротким и оттого бесконечно-волшебным, стремящимся уместиться в семи днях всем своим трёхмесячным телом. И эту неделю просто разрывало от чудес – столько дивных птиц и ароматных цветов, стремительно меняющихся до мельтешения в глазах, я больше не видела нигде.
Ну, вы догадались, что производство красной краски было основным источником нашего расхода. Прибыль приносила небольшая серебряная шахта – маленькому королевству этого хватало на сносную жизнь. Меня, инфанту,  всячески холили. Я думаю, слово «холить» происходит от "holy" и я могла бы вырасти очень набожной недотрогой, если бы меня не потеряли.
Я росла в окружении нянюшек и под защитой одного телохранителя – дедушки Баркса. Ему было лет сорок, но с высоты моих 5-ти лет он выглядел стариком. Отец заходил ко мне перед сном, целовал на ночь и загадывал загадки. Он говорил, что настоящая инфанта должна уметь думать, тогда ей не обязательно будет уметь что-то делать. На утро отец никогда не спрашивал с меня разгадку, поэтому я разгадала только одну, первую:
Утром рыжее светит всем нам,
А на ночь уходит молиться в храм.
Это был апельсин – мне никогда не разрешали есть цитрусовые на ночь глядя, пряча их в буфет. Если я объедалась апельсинками перед тем, как лечь в постель – мне всегда снилось море и его ласковые волны несли меня, голенькую, в новое утро. И тогда утром нянюшки вздыхали, словно ночью они подсматривали мой сон и обижались, что им такое не снится. А то, что «светит» и «Уходит молиться» - я понимала, что это аллегория. Больше я разгадок не искала. И, правда, зачем искать то, что никому не нужно, даже отцу. Поэтому, видимо, я «фальшивая» инфанта и моё слово-паразит «думаю», слетающее я кончика языка – лишь безсознательная попытка казаться настоящей. Я думаю это так.
Я любила гулять и мне разрешали гулять по всему королевству и даже подходить к самой черте. «Только за черту ни шагу», - наверное это говорила моя мать. У каждого ребёнка должна быть мать, которая говорит правильные житейские вещи. Я очень ясно помню как эти слова щекотали мне уши, и я совсем не помню свою мать. Но не могла же она совсем остаться без моих воспоминаний, так что я уверена – эти слова её. Я часто говорю: «мои 5 лет/ когда мне было 5 лет», но это именно тот самый возраст, когда я в последний раз помню себя в рамках дозволенного. И в этих рамках меня всегда сопровождали нянюшки и Баркс. Я никогда не гуляла одна до 5 лет. А может мне было 7 – дети королевских кровей часто опережают в развитии сверстников, так что когда, родившемуся со мной в один день, сыну кухарки было 5 лет, мне вполне могло быть уже 7.
Как-то раз мне удалось скопить в тайнике с десяток апельсинов и я вдоволь напиталась ими и уснула в аромате их шкурок. Волны сонного моря вынесли меня в ночь и я проснулась, так как впервые волны несли меня одетую, и впервые зимнее море было холодным и колючим.
Я никогда не гуляла ночью, я никогда не гуляла одна – при таком раскладе я просто не могла оставаться в комнате до утра и, переодевшись, улизнула наружу… …видимо с ветки ели упал сугробик снега и я по нему перешла границу – красный цвет очень приметный и я бы осознала её пересечение, если бы увидела. Когда я стала замерзать и не нашла ничего настолько интересного, чтобы немного потерпеть своё обледеневание, я развернулась и пошла домой, но ни королевства, ни дворца больше не было. Я не нашла их. И когда почти все воспоминания выморозились из моей головы, я увидела, как под кустом что-то блестит, и дальше под деревом тоже, и под кустом, что дальше дерева… Так по крохотным алмазикам я вышла к деревне, в которой жили гномы. Думаю, мне помогла их богиня – сторож при храме, который первым увидел меня, сказал, что это божий промысел и, забрав алмазики, взял меня к себе. Дальше я росла при храме и со временем стала возвышаться над деревенскими.

Отредактировано Blanca (2015-04-20 17:46:00)